Стул 40-50х гг

(no subject)

В.Алтухов. Хлеборобы. 1976

Собирали пшеницу, а хлеб подали ржаной.
Да и вообще как-то негусто: супчик, бидон (с молоком??). На столе пачка рафинада зачем-то.
Слабенько кормили трудяг.

Курите сливки

Угадай, кто

А не брехать оне не могут

Сразу вспомнился из Солженицына «русский политэконом XIX века Стужайла- Олябышкин» ( "В круге первом")


"Наиболее известной мистификацией Гольдштейна была Симфония № 21 Николая Овсянико-Куликовского. По воспоминаниям Гольдштейна, на сочинение этого произведения его натолкнули беседы с Исааком Дунаевским и театроведом Всеволодом Чаговцом. Дунаевский предложил тему, которая в финальном танце «Казачок» прозвучит на мотив песни «Ой цветёт калина» из кинофильма "Кубанские казаки". Сочинив стилизацию под музыку рубежа XVIII—XIX веков, Гольдштейн приписал её помещику Овсянико-Куликовскому, деду филолога Дмитрия Овсянико-Куликовского, державшему в Одессе крепостной оркестр и в 1810 году подарившему его оперному театру.
Произведение Овсянико-Куликовского, как утверждает Гольдштейн, пришлось как нельзя более кстати в обстановке рубежа 1940-х — 1950-х годов, когда советская культурная политика была направлена на утверждение собственных оригинальных источников. Симфония исполнялась ведущими советскими музыкальными коллективами — в частности, её записал Симфонический оркестр Ленинградской филармонии под управлением Евгения Мравинского. По настоятельным требованиям музыковеда Валериана Довженко, опубликовавшего об Овсянико-Куликовском статью и намеревавшегося писать книгу, Гольдштейн даже придумал композитору чуть более подробную биографию — в частности, годы жизни (1768—1846). Статья об Овсянико-Куликовском была включена во второе издание Большой советской энциклопедии и в «Энциклопедический словарь».
В 1959 году мистификация была публично разоблачена в фельетоне Яна Полищука в «Литературной газете»" (с).

...Тот не забудет никогда

"- О, морэ в Гагра!
О, палми в Гагра!
Кто побывал, тот не забудет никагдаааа!"
- надрывался репродуктор во дворе пансионата.
Вдоль улицы росли деревья почти без коры, их называли "бесстыдница", дети хихикали.
Напротив турбазы стояла шашлычная с неофициальным названием "Братья-разбойники". Братьев звали Серго и Тарас. Я их не различала, любой из них мог бы сыграть без грима людоеда в самодеятельном театре. Шашлык у них был невыносимо острый и сам по себе, и от подливки. Огонь во рту посетители пытались гасить зеленью петрушки. Цены на шашлыки у братьев были действительно разбойничьи.
- Это у вас там в России морожено по 15 копеек! - говорила мороженщица тётя Аза, отмахиваясь маленьким половничком от наших назойливых вопросов: " А почему ж так дорого? А почему же у нас в Днепропетровске в два раза дешевле?!"
Больше всего удивляло, что в каждом киоске вдоль центральной улицы цены на один и тот же товар были разные. А по вечерам эта цена поднималась еще выше.
Под огромной чинарой ( это та самая бесстыдница) фонарь сквозь зелень освещает два столика и вьющуюся мошкару. Что заказывают родители, мне не интересно: я жду мороженое в вазочке. Оно почему-то жидкое, как магазинная сметана, но к нему полагается длинненькое пирожное-безе. Только через несколько лет огромный ракетостроительный Днепр освоит производство таких пирожных - а всё равно не настолько вкусных.
Как можно было есть сладкое мороженое со сладким безе - я и сама уже не помню. Помню, что рядом с моим столиком на синей крашеной тумбочке стоял видавший лучшие времена проигрыватель, и вертелась заезженная, очень популярная в тот год пластинка:
- О, морэ в Гагра!
И за музыкальное обслуживание посетителей цена того безе была соответственно выше, чем днем.

https://www.youtube.com/watch?v=lbbKSbUihJ8